Никита Кричевский доктор экономических наук, профессор, главный научный сотрудник Института экономики РАН.
Как дела в России, давно известно: воруют. Давайте поставим вопрос по-другому: как?
Недавно у моего друга украли кошелек. В бумажнике были водительское удостоверение, техпаспорт, пропуск в редакцию и деньги — к слову, немалые. Всего этого у него не стало.
Мы надеялись, что нашедшие хотя бы документы позвонят или еще как дадут о себе знать, но тщетно. Никто на связь не вышел. Друг, естественно, восстановил и права, и техпаспорт, а с редакционным удостоверением и вовсе все решилось за час. Но неприятный осадок остался.
А вспомните: лет десять-пятнадцать назад все было иначе. Щипачи или борсеточники, сделав свое дело, либо бросали документы на видном месте, либо передавали кому-то из знакомых, а те выходили на жертву и сообщали, что нашли бумаги в магазине или на улице и за небольшое вознаграждение готовы передать находку владельцу. Это было непреложным правилом, атрибутом воровской чести.
Я начал с мелкого воровства, а продолжу — крупным. Насколько нивелированы в России понятия воровского мира? Да настолько же, насколько вообще обесценились моральные принципы в нашем богоизбранном обществе. Раньше щипач подбрасывал облегченный бумажник в людное место, теперь — отправляет в канализацию. В былые времена для женщины считалось этичным хотя бы походя поинтересоваться у ухажера, на что тот шикует. Нынче в любом дорогом ресторане вы увидите одинокую волоокую девицу, жаждущую стать содержанкой.
В охаянные ныне всеми «лихие 90-е» в России не было сильной власти, но тот же бизнес «окучивали» по понятиям: входили в «уставняк», получали долю, «пробивали» контрагентов. В «глухие нулевые» на смену малиновым пиджакам пришли большезвездные сапоги, и предпринимателей начали «кошмарить по беспределу», как это модно сейчас говорить в с виду цивилизованных и облеченных властью кругах. Разница лишь в том, что в 90-е действовали хоть какие-то, пусть и параллельные государству, бандитские институты. Нынче же правовая среда формально есть, а на практике — отсутствует напрочь. И вся мощь государственной дубины используется для обогащения облеченных властью господ, начиная с самого низшего, поселкового уровня.
И правда, зачем довольствоваться чужой долей, если можно взять все? Сегодня у владельца «интересного» бизнеса есть два пути: либо под напором властных угроз и (или) возбужденных уголовных дел быть выдавленным из коммерции, из города, из региона, а то и из страны, либо по сфабрикованному приговору трудоустроиться в лагерный швейный цех.
Еще несколько лет назад разговор о переделе собственности начинался с предложения небольших отступных. Сейчас при захвате бизнеса деньги часто даже не предлагают — нечего больше исполнять благородство!
На правила — законы и мораль — плюют со всех веток российского социального дерева. Рейдерские захваты с непременным участием правоохранительных структур, популизм и демагогия как доминанты политики — таковы лишь отдельные проявления социального нездоровья нации. От законов, включая неписаные, избавились, как от того бумажника с документами.
Право управления и право на получение дохода — эти атрибуты собственности перевешивают сегодня все формальные и неформальные правила «лихих» лет. Стоит ли убиваться по какому-то задрипанному кошельку, когда только что введенный новый вид ограничения свободы — домашний арест — по-моему, для того только и был введен, чтобы коммерсанты могли расставаться с финансовыми потоками в пользу власть имущих или конкурентов (что часто одно и то же) в более комфортных по сравнению с СИЗО условиях. Но зато более массово и с меньшим общественным резонансом.
Затравлен, забит, загнан в угол российский бизнес — от малого до великого. Не стоит питать иллюзий: в атмосфере тотального страха и беспредела сверху-донизу, в отсутствие справедливого суда нормальная экономика не растет. Тем более в кризис.
Так что неважно, живете вы в элитном коттедже или разваливающейся хрущобе, оставляете машину в подземном гараже или паркуетесь на газоне, несетесь с мигалкой по встречке или едете сельдью в электричке, — все мы в одной разваливающейся от теперь уже государственного беспредела лодке. Все вышесказанное относится к вам. Лично.
источник