«Завхоз 2-го дома Старсобеса был застенчивый ворюга. Все существо его протестовало против краж, но не красть он не мог. Он крал, и ему было стыдно. Крал он постоянно, постоянно стыдился, и поэтому его хорошо бритые щечки всегда горели румянцем смущения, стыдливости, застенчивости и конфуза.
Завхоза звали Александром Яковлевичем, а жену его Александрой Яковлевной. Он называл ее Сашхен, она звала его Альхен. Свет не видывал еще такого голубого воришки, как Александр Яковлевич. Он был не только завхозом, но и вообще заведующим. Прежнего зава за грубое обращение с воспитанницами семь месяцев назад сняли с работы и назначили капельмейстером симфонического оркестра. Альхен ничем не напоминал своего невоспитанного начальника. В порядке уплотненного рабочего дня он принял на себя управление домом и с пенсионерками обращался отменно вежливо, проводя в доме важные реформы и нововведения»
Ильф и Петров «Двенадцать стульев» «Голубой воришка»(глава восьмая)
– А делать вы что-нибудь умеете?
– Конечно, нет!
– Что ж, тогда вас придётся назначить на руководящую должность.
Приходит в коллектив новый начальник с душистым кожаным портфелем от кутюр – а на лбу его написано большими буквами: «Я – ВОР». Само собой, не пойманный – иначе б с матрасом под мышкой входил в камеру.
Как отнесутся к этому явлению вора народу подчиненные?
Изобразят в лицах презрение? Швырнут ему в лицо: тебе место в тюрьме, а не на руководящей должности, где ты еще и ни уха ни рыла? Мол и служить не будем под таким, кто спер на прошлом месте миллиарды, за что и был оттуда с треском снят!
Как бы не так!
В курилке кто-то, может, и шутнет: «С таким начальством хоть карманы зашивай!» Но тут же будет одернут более серьезными товарищами: «Язык-то прикуси! Если его сюда после всего спустили, значит, не просто так!» – «Ежу понятно!» И весь этот коллективный офисный планктон двинет на первое знакомство с тем вором на полусогнутых: «Ой, а мы-то как вас ждали! Как вам рады!»
И так – везде, и никогда иначе! Это в безличном Интернете и на болотном разгуляе всем вольно орать: «Долой партию воров и жуликов!» Но когда сам вор с его разящим взятками портфелем лично является перед тобой, рот замыкается – и долотом с кувалдой не разжать! Теоретически – все храбрецы, а практически, когда всего и надо, может, не подобострастно заглянуть в глаза ворюге – уже таких безумцев нет! И возглавь нас хоть сам Иисус Христос, эти пресмыкающиеся и его залижут до потери облика и научат воровать!
А еще глубже, не в курилке, а в душе, такое пресмыкающееся мыслит: «Ага, раз этого вора, хоть и не пойманного, с той синекуры спустили сюда на передержку, будет руководить без фанатизма: не задираться и сор из избы не выносить. И будем воровать под ним как у Христа за пазухой – так что ж ему не поклониться!»
Когда-то на передовых советских предприятиях начальник кланялся рабочему: тот выпускал продукцию, за которую шли премии с карьерным ростом – и наоборот: за срыв плана летели головы. И я, имев честь в юности работать на знаменитом московском заводе «Салют» по выпуску турбин к «СУ», сам это видел. Теперь, когда мы ничего не выпускаем, все изменилось в корне: бездельник-подчиненный – моральный раб начальника, который держит его из милости и может мигом заменить другим бездельником.
На что понадобился новый пост тому, кто уже накрал себе лет на пятьсот вперед и мог бы беззаботно до конца дней «жить в Сочи», понятно. Моральная потребность получать лизки от подчиненных – это один резон, далеко не самый последний для людей, отлизавших прежде прорву чужих задниц. Но есть и более практичный: выпавший из правящей системы вор – легкая добыча для несистемных потрошителей: придут с их утюгом: а ну гони все наворованное! От них и в Штатах не спастись, ибо хоть первый тамошний рэкетир Япончик не только выдворен оттуда, но и захоронен на Ваганьковском, дело его живет! И защитить от одной мафии может только другая.
Но почему почти все громкие отставки у нас кончаются лишь этим треском? Тоже простой расчет: кой прок для власти после ритуального, на публику, спектакля под названием «Изгнание беса-коррупционера» загонять проворовавшегося выше крыши шить на зоне варежки? Он этим спертое не скомпенсирует, только озлобится, еще в сердцах ляпнет что-то вовсе лишнее для той же властной вертикали! А на свободе из таких непойманных воров – хороший теневой резерв: под страхом поимки «будет знать, говно, кому кланяться!»
Да хоть и посади любого громкого вора, все воровство оттого один черт не сократится, так как оно стало у нас уже системным. Чтобы его унять, надо менять всю правящую психологию, всю существующую худо-бедно систему. Эти планктоны, виртуально храбрые, но робкие на деле даже глянуть без подобострастия в глаза вору-начальнику, орут из их щелей: вот и меняй! Но на кого-то должен даже самый вертикальный царь при этом опираться!
На наш офисный кисель не обопрешься; на народ, впавший в глухую дрему, чуть не в кому – тем более. Пока он спит, от него толку ноль – а пробудясь, спросонья может так накуролесить, что зачеркнет, как Горбачева, и того, кто вытащил его из спячки! И остается опираться только на таких, хоть в чем-то основательных, хоть в их стабильном воровстве воров. Потому и самый громкий непойманный «вор года», чье имя на слуху у всех, завалился не с матрасом в камеру – а со своим портфелем на указанную передержку.
Поднять всех с этих полусогнутых и склонить власть к пересмотру ее воровской системы может только одно: так называемый реальный сектор экономики – или, говоря по-русски, производство. Когда оно, а не дармовая нефть, всех кормит, это и всю верхушку заставляет блюсти его интересы – в конечном счете всего трудового населения страны. А когда никто ничего не производит, вся страна обращается в тот же бесполезный в высшей степени планктон, который можно нагибать и так и сяк.
Да, некая еще оставшаяся в нас от трудового прошлого закваска пытается этому сопротивляться – но не со страшной силой. Все живы, сыты, большинство по крайней мере; ну а что у такой шаткой жизни нет будущего, доходит только смутно до умов. Признак того, что все-таки доходит – все эти бунты в Интернете; а что смутно – все эти проходящие сплошь на ура явления воров народу. И если где-то и случается редкий протест против того – лишь в самых крошечных размерах.
Весь Интернет кипит негодованием против нового трудоустройства Сердюкова, но коллектив, который он возглавил, как и другие коллективы, куда влились такие же непойманные – набрал в рот воды. И это празднование труса перед живым, конкретным жуликом при его новом назначении приобрело у нас всенародный размах – перешибив и День Победы, и Святую пасху, и сам Новый год!
Один кавказский классик в свое время хорошо изрек: «Кто не поэт в своем ауле – не поэт нигде». Я бы его так перефразировал: кто в своем офисе ничтожество – будет им везде. И нечего поэтому пенять на Сердюкова, оглянитесь на самих себя!
источник