Фото: ИТАР-ТАСС/EPA.
Жизнь странная штука: если бы не война, неизвестно, когда бы я побывал в Донецке, а тем более – в Луганске. И побывал бы вообще? Но вот мы с коллегой Андреем Ивановым в автобусе «Москва-Ростов». Ненавижу ездить автобусами, но что поделать: он намного дешевле поезда, да и быстрее, что главное. Обыватели едут по своим делам на юг, на юго-запад (для нас бывший украинский юго-восток – юго-запад), на войну едем только мы.
Новошахтинск. Когда-то это был крупный центр угольной промышленности, о чем напоминают редкие терриконы. Дальше наш путь лежит в деревню Алексеево-Тузловка, это, если верить карте, в полусотне километров от Новошахтинска. Именно там, на КПП «Новоборовицы» наш переход согласован с ополченцами Мозгового.
Едем туда больше часа, петляя в полях и лесах. КПП совершенно неприметный: будка погранцов и шлагбаум, никаких знаков нет даже. Не знаешь, что там граница – ни за что не догадаешься и ни за что не найдешь. Именно тут начинаются неприятности. Круглолицый, довольный жизнью майор долго вертит в руках наши документы, наконец, объясняет: это вообще не КПП, здесь проход только для местных жителей с обеих сторон. На наших глазах проходят только с той стороны - беженцы: семья с детьми и священник. Нам уже четко объясняют, что нас не пропустят, разве что по личному распоряжению Бортникова. Оно и понятно: мы потом напишем, как проходили, а с них потом спросят. Боятся они связываться с журналистами.
Ополченцы, которые нас ждут, этого, видимо не учли – в пограничном деле люди новые. Один из ополченцев – здоровенный бородатый мужик в хаки с ручным пулеметом на одном плече и гранатометом на другом выходит посмотреть на нас. Смотрит сочувственно, то ли от того, что нас не пустили, то ли от того, что мы не понимаем, во что суемся. Нам советуют ехать обратно в Новошахтинск и искать другой путь. Снова петляющие проселочные дороги, засеянные поля, леса, рассказы водителя о ситуации с беженцами, обстановке на Украине – тут в приграничной зоне все только об этом и говорят, других тем нет и в ближайшие месяцы явно не будет.
Наконец, добрались до условленного места. Повсюду МЧСовские палатки – поток беженцев не прекращается. Мы идем в противоположном направлении. Разумеется, становимся объектом особого внимания, нас допрашивают: кто, откуда, зачем? К счастью, журналистов пускают без проблем, хотя и предупреждают: назад можете не выйти, неизвестно, кто будет стоять на этом пункте с той стороны уже через пару часов.
Пока стоят ополченцы. Человек, может, пятнадцать. Все с автоматами, некоторые опоясаны пулеметными лентами. И сам КПП представляет собой обычный блокпост: бетонные блоки, ДОТы из них же, мешки (то ли с песком, то ли с углем) и много-много автомобильных покрышек. Особо никого не проверяют. Увидев нас, удивляются, увидев российские паспорта, удивляются еще больше. Но узнав, что мы журналисты, помогают добраться до ближайшего города – останавливают парня на машине, просят подбросить. Тот охотно соглашается – россиянам здесь рады, будь-то хоть журналисты, хоть добровольцы.
Свердловск. Маленький приграничный городок. Приезжаем на автовокзал, ищем, где обменять деньги. Банкоматов нет. Из отделений банков только «Приват» Коломойского и «Ощадбанк». Первый закрыт, во втором нам говорят, что рубли не меняют (видимо, просто нет налички). Смущает курс доллара, который продается дороже, чем евро. В итоге размениваем по грабительскому курсу у таксистов.
Едем в сторону Донецка на стареньком украинском «Еталоне». Идет он ужасно медленно, учитывая кошмарное состояние украинских дорог вне городов (да и в большинстве небольших городков тоже) – поездочка растягивается на весь день, тем более что едем с пересадками, хочется посмотреть те города Луганской области, которые лежат на пути. Вернее, теперь уже Луганской республики - местные постоянно одергивают: ну, какие мы теперь области, какой страны?
Проезжаем Ровеньки, Антрацит, Красный Луч. Везде буквы названий городов при въезде покрашены в цвета российского триколора. Об Украине напоминают разве что желто-синие флажки на стенах и столбах, везде или закрашенные или изуродованные черными свастиками – следы недавней войны граффити на заре «Русской весны». Попадаются и забавные «креативы»: «если мучит ностальгия – чемодан, вокзал, Россия». Слово «Россия» зачеркнуто, вместо него - «Львов». Плакаты и билборды, агитирующие за единую страну и службу в армии, везде оборваны. Зато повсюду наглядная агитация за ЛНР, все еще висят плакаты, призывающие идти на референдум 11 мая и сказать «НЕТ» фашизму.
Отдельного внимания заслуживают блокпосты. Они тут не только на въездах в города, но и на всех основных дорогах. Совершенно разные, где-то самые настоящие бетонные ДОТы с пулеметными гнездами, «отстойники» для проверки машин, «спираль бруно». А где-то просто баррикады из мешков с песком и кирпичей, автомобильных покрышек. Понятно, что наступающих нацгвардейцев эти сооружения не остановят, но нагромождения деревьев, блоки и сваленная арматура их задержит, подожженные покрышки лишат видимости, выиграют ополченцам время, чтоб если и не нанести противнику урон, то хотя бы успеть отойти и предупредить остальных. В любом случае, на скорости такое препятствие не проскочишь.
Под деревьями возле блокпостов стоят шатры, в которых отдыхает личный состав, кое-где окопы и траншеи. Над всем этим - флаги ЛНР, России, УССР, НОДа, Армии Юго-Востока, флаги городов и просто гигантские георгиевские ленты. Вооружение ополченцев тоже неоднородно. Кое-где у каждого автомат, есть и пулеметы. А кое-где вооружены, чем придется: от музейных раритетов типа СКС до охотничьих ружей, мелкашек и даже духовушек. Ополченцы – совершенно разные люди, которые вряд ли могли еще вчера представить себе, что окажутся вместе с оружием: рабочие, шахтеры, студенты, научные работники, люди из сферы торговли и услуг, даже бизнесмены – всех объединило желание Родину защищать. Кто-то в камуфляже, броннике и армейском «лифчике». А кто-то просто в спортивном костюме или джинсах и куртке.
Ополченцы на блокпостах играют и роль регулировщиков. Собственно, гаишники, тоже попадаются, но их мало. Милиции я вообще не видел – разбежались, как и эсбушники или чиновники. Но жизнь продолжается и без них. На подъездах к крупным городам ополченцы проверяют паспорта у пассажиров автобусов, смотрят прописку. Увидев российский паспорт, расплываются в широченной улыбке и желают «счастливого пути». Впрочем, они всегда улыбаются, испытывают постоянный подъем сил, эйфорию. Война манит своей близостью, пьянит своей доступностью. На войне не до саморефлексии и грусти.
Подъезжаем к Донецку. Наконец-то нормальная дорога, мосты, эстакады. Автовокзал маленький (как потом выясняется, их в городе три), находится на отшибе, ехать в центр – сто гривен. Это много по местным меркам. Зато все остальное в городе необычайно дешево: гостиницы, кафе, проезд. Причем даже в сравнении не с Москвой, а с обычной российской глубинкой. А Донецк всегда считался вторым по уровню жизни городом на Украине.
Центр Донецка. Здание ОГА. Еще совсем недавно здесь, на площади перед зданием, бурлила жизнь, проходили митинги, возвышались баррикады. Сейчас баррикады убраны, в них больше нет нужды. Хотя брусчатка на площади по-прежнему разобрана, из нее по бокам здания выстроены стены с бойницами. Готовились к обороне от правосеков. Теперь защитникам города противостоят гораздо более серьезно вооруженные люди, и цель их не площадь, а весь город, вся республика.
Здание ОГА выглядит немного пустующим, ветер гуляет в кабинетах, развевает вырвавшиеся за окно жалюзи и флаги над козырьком. Кондиционеры не работают. Чиновники, некогда бывшие полновластными хозяевами этого здания, разбежались, но кабинеты не пустуют. Всюду кипит жизнь, туда-сюда по коридорам снуют люди, проходят различные совещания, собрания различных партий и структур. Ораторы, вчерашние обыватели, но с блеском в глазах, характерным для революционеров начала века, горячо спорят о том, как строить новую жизнь в молодой республике. На первом этаже расположился пункт сортировки гуманитарной помощи: продукты, одежда, хозяйственные предметы. Вход в здание охраняют, просят рядом и внутри не фотографировать.
Здание обклеено плакатами и стикерами, стены исписаны граффити. Это явно никого не смущает: сейчас не до этого, сначала нужно дать отпор агрессору, а потом уже налаживать мирную жизнь. Записаться в ополчение можно прямо у входа. При желании можно сразу же отправиться в Славянск на передовую.
Город продолжает жить своей жизнью. Работают коммунальщики, ходят трамваи, троллейбусы, работают фонтаны, причем даже ночью, горят все огни, по берегам очень красивой и ухоженной набережной реки Кальмиус гуляют парочки. В круглосуточном ресторане пьяная молодежь, отмечающая день рождения, горланит в караоке «Рюмка водки на столе». Обычная такая молодежь, ничем не отличающаяся от московской. Они не уехали потому, что не верят, что их город будут бомбить. Если будут – сразу же разбегутся. Одно дело пить-гулять, другое – воевать. Они простые обыватели, потому не в ополчении, но ополченцы сражаются и за их жизни тоже. Что поделать, таков суровый закон войны: слабый веселится, пока сильный его защищает. Глядя на эту молодежь, гуляющих людей по цветущим улицам, трудно поверить, что война совсем рядом. А она совсем рядом – фронт буквально в паре десятков километров. Иногда можно увидеть ополченцев с автоматами. Больше о войне ничего не напоминает. Донецк – очень ухоженный город. Немного лениво-провинциальный, в хорошем смысле слова. Но большой и красивый. Широкие проспекты, огромные площади, величественные памятники, грандиозная глыба «Донбасс-арены», скверы, бульвары, фонтаны, клумбы. Неужели все это разбомбят?
Мы едем в Луганск. Выехав из столицы ДНР, вновь, как и при выезде из Свердловска, приходится корректировать маршрут - снова простреливается дорога. До Луганска по прямой доезжаем гораздо быстрее. Автовокзал тут уже капитальнее, но он один. Зато совсем рядом с центром. Тут юг, плюс на час раньше (время-то еще украинское), в восемь вечера уже темнеет. Центр города выглядит вымершим, несмотря на то, что вечер субботы. Закрыты все кафе, магазины, на улицах нет прохожих, машины проезжают лишь изредка. Все высотные здания погасили огни. Город в любую минуту ждет бомбардировки. Здесь ее уже пережили, потому в серьезности угроз Киева мало кто сомневается. Не хватает только маскировочных сетей и воя сирен.
Город застыл. По дороге сюда прочел в интернете, что бомбардировщики находятся на подлете к Луганску. Это не Донецк с его размеренной и спокойной жизнью. После варварских налетов на здание ОГА здесь все готовы к худшему. Редкие выстрелы и взрывы слышны уж в центре города – бои идут совсем рядом. Здание ОГА с огромным отверстием от снаряда выглядит зловеще, особенно учитывая, что нигде в нем не горит свет и не наблюдается никакой жизни. По-прежнему стоят баррикады, опоясывающие вход в администрацию. Зато рядом можно найти таксистов, у которых можно спросить дорогу к ближайшей гостинице.
Гостиница выглядит еще более зловеще – огромный черный куб на пересечении центральных улиц, похоже на декорацию из города Готэма в старом фильме про Бэтмена. Большие вращающиеся стеклянные двери закрыты, равно как и боковые. Здание выглядело бы совсем брошенным, если бы не тусклые одинокие огоньки в некоторых комнатах – значит, жизнь есть! Находим черный ход, проходим в кромешной тьме к ресепшну, где усталая девушка при свете маленькой настольной лампы, дает нам ключи от номера на седьмом этаже. Даже отсюда панорама на центр города потрясающая. А есть еще ресторан на 19-м этаже с панорамным видом, но он, увы, закрыт, как и все практически в застывшем в ожидании удара с неба Луганске.
Утром город оживает. Ходит транспорт, работают фонтаны, магазины, кафе, театры, кинотеатры. Единственное – многие обменники закрыты. Некоторые работают, но висит табличка «рубли, доллары и евро не меняем» (а что тогда меняют?) Наверное, опять гривен нет. В банкоматах нереально получить за раз больше пары сотен гривен – нас об этом самого начала предупреждали, а сейчас все банкоматы стоят пустыми – жители сняли все, что смогли. Но жизнь продолжается. Все разговоры только о войне, люди в очередях на маршрутки, в магазинах везде обсуждают только войну, которая подошла к их городу вплотную. Огромный телеэкран в кафе показывает матч чемпионата мира по футболу, но его никто не смотрит – не до того. Тем не менее, в городе теплый летний день, выходной, на улицах много людей, гуляющих, в том числе, с детьми. У памятника Ворошилову (город в 20-м веке четыре раза переименовывали из Луганска в Ворошиловград и обратно) греется на солнышке группа неформалов с пивом, один из них – колоритный панк с огромным ирокезом загорает, разбросав свои носки и майку по ступеням у пьедестала – как в мирное время. Но где-то вдалеке ухает.
Снова автовокзал. В обычное время отсюда регулярно ходят автобусы на Москву. Последний ушел в день нашего приезда. Говорят, страшно ехать через границу. Да и на границе огромные пробки – беженцы, те, кто пытается вывести семьи и имущество на машинах. Едем уже привычным путем через Свердловск.
С МАПП «Должанское», через который мы въезжали – непонятно. В субботу какой-то украинский замминистра - то ли МВД, то ли Минобороны, грозил, что до конца дня они возьмут под контроль всю границу с Россией. Разумеется, никто этому не верит, и тут даже не обязательно знать оперативную обстановку на фронтах. Просто блеф украинской пропаганды настолько запредельный, что поверить в него может только ненормальный. Пока мы отдыхали в гостинице, я решил почитать новости. Яндекс сходу выдал мне совершенно фантасмагоричную ленту: террористы взорвали, террористы обстреляли, террористы подбили. Оказывается, yandex.ru, определяя местоположение, автоматически превращается в yandex.ua со всеми вытекающими. В потоке этого блефа встречались новости об инсценировке ополченцами сдачи в плен нацгвардейцев или о пленении Бородая в Мариуполе. То же самое по телевидению. В Новороссии до сих пор не все отключили украинские каналы. В гостинице, где мы останавливались, их показывают без проблем.
Таксисты и водители автобусов в прифронтовых и приграничных городах знают боевую обстановку не хуже ополченцев – им ведь ездить надо, людей возить. Информацией обмениваются по рации или по телефону. Если кто-то вдруг попадает под обстрел – сразу же предупреждает других об опасности. Еще когда мы выезжали из Свердловска, водителю автобуса пришлось искать объездные пути, все кто, ехал навстречу, махали руками и сигналили – разворачивай, где то за лесом ухало. Такая «система оповещения» работает, даже, если нет средств связи или времени предупредить всех.
На обратном пути все было чисто, МАПП «Должанский» по-прежнему контролировали ополченцы, хотя украинцы отчаянно пытались вернуть контроль над ним, линия огня то приближалась, то откатывалась. Ясно, что хунта пыталась исполнить свою угрозу перекрыть границу в установленные ей самой сроки, но у нее это не получалось.
Мы спокойно выехали из Свердловска, практически доехали, когда на повороте, практически в трех-четырех километрах от границы выехали прямиком на танк, перекрывавший дорогу, рядом стояли две бээмпэшки. Стоит сказать, что это была моя первая встреча с нацгвардейцами нос к носу (и, к счастью, последняя), толком рассмотреть их я не успел. К с частью, они нас тоже – водитель сориентировался мгновенно, вырулил в поля и погнал настолько быстро, насколько его колымага могла гнать по полям, я чуть головой крышу не пробил. Сразу видно, что за два месяца войны местные уже привыкли к подобным инцидентам, и их так просто врасплох не застанешь. Следом была очередь из башенного пулемета, то ли по нам, то ли в воздух – некогда было разбираться. Преследовать нас не стали, и на том спасибо. Хотя за эти несколько минут организм мой выработал, пожалуй, больше адреналина, чем за многие предыдущие годы. Но это был еще не конец приключений.
Хотя «Должанский» и оставался под ополченцами, путь к нему был закрыт. Ближайшим альтернативным вариантом был КПП «Краснопартизанск», с нашей стороны «Гуково». И хотя это Гуково было совсем не тем, что нам нужно, и мы даже не представляли, как оттуда ехать в Москву, главное было выбраться – в любой момент можно было угодить в лапы нацгвардейцев, а они, как известно, с московскими журналистами не очень церемонятся. Да и перспектива ночевать в городе, в который могут зайти каратели и зачистить, как накануне зачистили городок с оригинальным названием Счастье, стреляя во все, что движется – не очень радовала.
Сразу за поворотом, за которым начинается дорога и мост на КПП, начинается огромная пробка. Машины забиты беженцами: растрепанные женщины с малолетними детьми, плачущие старухи, подавленные мужчины, не знающие, что делать. И скарб: все, что удалось вывезти – огромные тюки и баулы. Но ехать нельзя – дорога простреливается снайперами, лупят по всем, кто пытается прорваться, даже «скорую помощь» не пустили.
Ситуация та еще. С минуты на минуту подойдут основные силы нацгвардии, и все, «окно» закрыто. Снайпер-то, похоже, как раз имеет задачу до их подхода держать дорогу и не выпускать никого в Россию. Безумная мысль: может, он не станет тратить боекомплект по сумасшедшим пешеходам? А может, и нет его там давно. С тех пор, как мы подъехали, прошло часа полтора, попыток прорваться не было – не было и выстрелов. Мне вспоминается у Лимонова про Дубоссарскую ГЭС: пройдем по стометровке? Впрочем, там были обычные солдатские понты. А тут, похоже, без вариантов. Мужики, регулирующие движение, смотрят на нас испуганно: ребята, вы, на всю голову двинутые?
Идем. Идти метров пятьсот. Пот льет ручьем, сердце готово выпрыгнуть из груди. Ноги подкашиваются, стараемся идти ровно – все равно, если прилетит пуля, ничего не поделаешь, даже упасть и спрятаться негде. Вся надежда на то, что по идущим в полный рост, издали ничем не отличающимся от местных пешеходам стрелять не будут. Полкилометра – как целая жизнь. Кажется, что идем несколько часов, словно укуренные. Дойдя до блокпоста ополченцев на ватных ногах, присаживаюсь минут на десять отдышаться. Но быстро забываю о своих переживаниях. Что будет с этими ребятами? Смогут ли они удержать КПП, когда подойдут нацгвардейцы? Выживут ли они, или их отрежут, и им придется уйти в Россию?
Доходим по мосту до родной границы. Под мостом состав, груженный углем. Куда он теперь повезет этот уголь? К слову, угля здесь очень много, ходят составы с ним, ездят груженные КАМАЗы, на каждом шагу объявление «продаю уголь». В отличие от российской части Донбасса, здесь работает огромное количество шахт, о чем свидетельствуют терриконы, ставшие неотъемлемой частью местного пейзажа. Повсюду памятники шахтерам и надписи на зданиях – «слава шахтерскому труду». Свободная шахтерская республика.
На российском КПП давка. Хвост автомобильной очереди видно еще с моста. Беженцы. Все стараются как можно скорее попасть в Россию. Но некоторым дальше просто некуда ехать, нет ни родственников, ни знакомых. Вещей у них немного - успели взять только самое необходимое. Эти люди не знают, когда вернутся и что будет с их домами. Может, возвращаться придется на руины. Однако сейчас главное – выбраться из ада, спасти детей.
Почти все мужчины идут обратно. И сразу на фронт. Один мой знакомый неформал из Донецка, никогда не интересовавшийся политикой, вывез семью и вернулся, записался в ополчение – мстить за убитых друзей. А сам ни разу до того автомата в руках не держал, от армии косил и вообще был пацифистом. Такие дела. Женщины плачут, дети истерично ревут, старухи крестятся. Слезы прощания. Возможно, навсегда. Давка. Очередь.
Попадаем на паспортный контроль уже затемно. Из россиян – только мы. Естественно, нас сразу выдергивают из галдящей украинской толпы и ведут на допрос: кто, откуда, что делали, с кем встречались, просят показать снимки и уже опубликованные материалы в интернете. В итоге, осознав, что мы не шпионы «Правого сектора», даже предлагают остаться до утра, все равно, мол, в Москву пока не уедете. Но мы все равно идем. Куда? Да какая разница? Мы дома, тут не стреляют, тут тебе под ноги не плюхнется с жутким чавкающим свистом мина, как плюхнулась под ноги съемочной бригады ВГТРК днем позже под Луганском. Мы живы, и этот факт радует не по-детски. Но оба знаем, что еще вернемся.
источник