О деле Скрынник как элементе аппаратного наступления на клан либералов
В случае с выходом фильма, касающегося коррупции при бывшем министре сельского хозяйства РФ Елене Скрынник, власть, судя по всему, начала реализовывать свои планы по продвижению кампании под названием «борьба с коррупцией» гораздо раньше, чем рассчитывала.
Для того чтобы понять, что происходит со Скрынник и вокруг Скрынник, необходимо понимать фундаментальные причины всей этой так называемой борьбы с коррупцией. Как известно, в нашей элите есть группа «силовиков», влияние которых до последнего времени Путину удавалось сдерживать за счет либералов, питерских бизнесменов и т.д. Но в силу политической дестабилизации, которая произошла в декабре прошлого года и наблюдалась в первой половине года нынешнего, эта группа, которая практикует ярко выраженные охранительские позиции, упрощенный подход к конструированию политической системы, серьезно усилилась, потому что остальные инструменты - более гибкой политики - оказались скомпрометированными.
В итоге к осени инерция их движения оказалась столь весомой, они набрали такую динамику, что Путину не удается их сдерживать, и они перешли в аппаратное наступление на своих оппонентов. Наступление реализуется с помощью вброса компромата. Стало ясно, что противиться вбросу компромата невозможно (и если раньше его таскали на стол первым лицам государства, то сейчас власть разрешила этот компромат публиковать в СМИ). По большому счету, ничего не изменилось – просто компромат находит еще один выход. И власть решила это использовать для реализации своих собственных целей, задач, чтобы поднять рейтинг Путина, который, по некоторым показателям, достиг исторического минимума с 2000-2001 годов.
Если взять опрос ВЦИОМ, то 45% граждан верят, что действительно идет борьба с коррупцией, но 45% говорят, что это имитация. Если посмотреть рейтинг доверия Путину по версии ФОМа, когда началась эта кампания, то рейтинг скорректировался с исторического минимума 42% до 46%. Однако уже через неделю после опроса рейтинг вновь опустился вниз до 42%. То есть электоральный эффект от этой кампании оказался минимальным. Люди видят, что борются с верхушечной коррупцией и ожидают, что власть сразу начнет бороться с низовой коррупцией, а именно на борьбу с такой коррупцией формируется все более отчетливо запрос среди населения – это сферы образования, здравоохранения и др. Но этого не происходит.
В результате власть после первого этапа кампании начала доставать из рукава козыри, которые ею были заготовлены на будущее: поскольку в делах о коррупции появились неприкасаемые, как, например, Сердюков, то власть пытается один медиасюжет сменить другим, а потом появится какой-нибудь третий. И на фоне коррупционных разоблачений будет теряться сама суть, которая заключается в том, что самые главные фигуранты, по большому счету, не пострадали и никаких негативных последствий для них не будет.
Таким образом, если у нас что-то и происходит в рамках «борьбы с коррупцией», то это не более чем борьба с отдельно взятыми коррупционерами и их кланами. Мы через это не раз проходили за последние 12 лет, как, например, было, когда систему здравоохранения расчищали от креатур Зурабова в пользу креатур Голиковой. Впрочем, это были фигуры второго звена. Победить коррупционную систему вообще невозможно, но единственный способ ее минимизировать, уменьшить в разы и на порядки – действовать, как автор сингапурского экономического чуда Ли Куан Ю, который для того, чтобы элиты поняли, что неприкасаемых нет и необходимо действовать по-новому, посадил собственного племянника. А когда его спросили, как он смог в азиатской системе справиться с коррупцией, пошутил (но "в каждой шутке есть доля шутки»): «Посадите трех собственных друзей. Они знают, за что, и вы знаете, за что«. У нас есть и собственные примеры – сталинский подход, и он в определенной степени себя оправдал.
Путин всегда пытался быть рефери в противостоянии кланов, в чем и заключалась прочность его положения – он опирался сразу на много «ног», каждая из «ног» – какой-то клан, и когда одна нога «затекала», он опирался либо на несколько других, либо на одну. Так он и манипулировал на протяжении 10-12 лет. Сейчас клан, представленный идеологами оборонно-промышленного комплекса, жесткой политической системы, набрал такое влияние, что Путин пытается сдерживать их экспансию по всем направлениям. Касается это и правительства Медведева. Например, на прошлой неделе была одобрена реформа в электроэнергетике по схеме Дворковича, хотя это и не ожидалось. Путин старается играть на стороне тех кланов, которые представляют интересы, противоположные интересам силовиков.
Удастся ли ограничить экспансию клана «силовиков» или пройдена точка невозврата – пока сказать сложно. В ноябре 2007 года тоже казалось, что точка невозврата пройдена – пошли аресты (Сторчак, Бульбов), но Путин вытащил последний туз из рукава – объявил, что Медведев будет его преемником – и это кардинально изменило расклад сил в элитах. Либеральный клан очень сильно упрочил свои позиции за время президентства Медведева, а «силовики» были вынуждены поумерить аппетиты. В настоящее время у Путина такого козыря нет.
Сейчас один клан сливает компромат на другой клан, притом у обоих рыльце в пушку. Путин мог бы начать системную борьбу с коррупцией, если бы он дистанцировался от всех кланов, в том числе от тех, которые ему абсолютно близки. Но не уверен, что с чисто психологической точки зрения он способен на такой поступок.
источник
В случае с выходом фильма, касающегося коррупции при бывшем министре сельского хозяйства РФ Елене Скрынник, власть, судя по всему, начала реализовывать свои планы по продвижению кампании под названием «борьба с коррупцией» гораздо раньше, чем рассчитывала.
Для того чтобы понять, что происходит со Скрынник и вокруг Скрынник, необходимо понимать фундаментальные причины всей этой так называемой борьбы с коррупцией. Как известно, в нашей элите есть группа «силовиков», влияние которых до последнего времени Путину удавалось сдерживать за счет либералов, питерских бизнесменов и т.д. Но в силу политической дестабилизации, которая произошла в декабре прошлого года и наблюдалась в первой половине года нынешнего, эта группа, которая практикует ярко выраженные охранительские позиции, упрощенный подход к конструированию политической системы, серьезно усилилась, потому что остальные инструменты - более гибкой политики - оказались скомпрометированными.
В итоге к осени инерция их движения оказалась столь весомой, они набрали такую динамику, что Путину не удается их сдерживать, и они перешли в аппаратное наступление на своих оппонентов. Наступление реализуется с помощью вброса компромата. Стало ясно, что противиться вбросу компромата невозможно (и если раньше его таскали на стол первым лицам государства, то сейчас власть разрешила этот компромат публиковать в СМИ). По большому счету, ничего не изменилось – просто компромат находит еще один выход. И власть решила это использовать для реализации своих собственных целей, задач, чтобы поднять рейтинг Путина, который, по некоторым показателям, достиг исторического минимума с 2000-2001 годов.
Если взять опрос ВЦИОМ, то 45% граждан верят, что действительно идет борьба с коррупцией, но 45% говорят, что это имитация. Если посмотреть рейтинг доверия Путину по версии ФОМа, когда началась эта кампания, то рейтинг скорректировался с исторического минимума 42% до 46%. Однако уже через неделю после опроса рейтинг вновь опустился вниз до 42%. То есть электоральный эффект от этой кампании оказался минимальным. Люди видят, что борются с верхушечной коррупцией и ожидают, что власть сразу начнет бороться с низовой коррупцией, а именно на борьбу с такой коррупцией формируется все более отчетливо запрос среди населения – это сферы образования, здравоохранения и др. Но этого не происходит.
В результате власть после первого этапа кампании начала доставать из рукава козыри, которые ею были заготовлены на будущее: поскольку в делах о коррупции появились неприкасаемые, как, например, Сердюков, то власть пытается один медиасюжет сменить другим, а потом появится какой-нибудь третий. И на фоне коррупционных разоблачений будет теряться сама суть, которая заключается в том, что самые главные фигуранты, по большому счету, не пострадали и никаких негативных последствий для них не будет.
Таким образом, если у нас что-то и происходит в рамках «борьбы с коррупцией», то это не более чем борьба с отдельно взятыми коррупционерами и их кланами. Мы через это не раз проходили за последние 12 лет, как, например, было, когда систему здравоохранения расчищали от креатур Зурабова в пользу креатур Голиковой. Впрочем, это были фигуры второго звена. Победить коррупционную систему вообще невозможно, но единственный способ ее минимизировать, уменьшить в разы и на порядки – действовать, как автор сингапурского экономического чуда Ли Куан Ю, который для того, чтобы элиты поняли, что неприкасаемых нет и необходимо действовать по-новому, посадил собственного племянника. А когда его спросили, как он смог в азиатской системе справиться с коррупцией, пошутил (но "в каждой шутке есть доля шутки»): «Посадите трех собственных друзей. Они знают, за что, и вы знаете, за что«. У нас есть и собственные примеры – сталинский подход, и он в определенной степени себя оправдал.
Путин всегда пытался быть рефери в противостоянии кланов, в чем и заключалась прочность его положения – он опирался сразу на много «ног», каждая из «ног» – какой-то клан, и когда одна нога «затекала», он опирался либо на несколько других, либо на одну. Так он и манипулировал на протяжении 10-12 лет. Сейчас клан, представленный идеологами оборонно-промышленного комплекса, жесткой политической системы, набрал такое влияние, что Путин пытается сдерживать их экспансию по всем направлениям. Касается это и правительства Медведева. Например, на прошлой неделе была одобрена реформа в электроэнергетике по схеме Дворковича, хотя это и не ожидалось. Путин старается играть на стороне тех кланов, которые представляют интересы, противоположные интересам силовиков.
Удастся ли ограничить экспансию клана «силовиков» или пройдена точка невозврата – пока сказать сложно. В ноябре 2007 года тоже казалось, что точка невозврата пройдена – пошли аресты (Сторчак, Бульбов), но Путин вытащил последний туз из рукава – объявил, что Медведев будет его преемником – и это кардинально изменило расклад сил в элитах. Либеральный клан очень сильно упрочил свои позиции за время президентства Медведева, а «силовики» были вынуждены поумерить аппетиты. В настоящее время у Путина такого козыря нет.
Сейчас один клан сливает компромат на другой клан, притом у обоих рыльце в пушку. Путин мог бы начать системную борьбу с коррупцией, если бы он дистанцировался от всех кланов, в том числе от тех, которые ему абсолютно близки. Но не уверен, что с чисто психологической точки зрения он способен на такой поступок.
источник