Статья М.Макфола в NY Times, полный перевод.
Решение президента России Владимира Путина об аннексии Крыма закончило эпоху, начавшуюся после окончания холодной войны в Европе. С последних лет Горбачева-Рейгана эта эпоха определялась зигзагами сотрудничества и споров между Россией и Западом, но всегда основным ее смыслом было то, что Россия постепенно присоединялась к международному порядку. Больше этого нет.
Наша новая эра определена идеологическими столкновениями, националистическим всплеском и территориальным захватом — эра, до некоторой степени подобная трагическим европейским периодам конфронтации в 20-м веке. И все же существуют важные различия – и понимание этих различий будет иметь решающее значение для успешности американской внешней политики в ближайшие десятилетия.
Мы не искали этой конфронтации. Новая эра подкралась к нам, потому что мы не полностью выиграли холодную войну.Коммунизм исчез, Советский Союз исчез, русское могущество уменьшилось. Но крах советского строя не привел к плавному переходу к демократии и рыночным отношениям внутри России, или интеграции России на Запад.
Некоторые россияне продвинулись дальше остальных в огромной повестке революционных изменений, которые привели к результатам: относительно мирный (пока) распад советской империи, ставшее более богатым, чем когда-либо в своей истории, российское общество, большая защита частных прав и эпизодически функционирующих демократических институтов.
Но одновременное внедрение демократии, экономическая депрессия и потеря империи привели к обратной контрреволюционной реакции – тоске по старому порядку и недовольству условиями окончания холодной войны.
Сторонники этой точки зрения не всегда составляли в России большинство. Приход к власти защитника этой идеологии Владимира Путина не был неизбежным. Даже собственные взгляды Владимира Путина менялись с течением времени, колеблясь между ностальгией по старому порядку и реалистическим пониманием необходимости движения вперед для России.
И когда он выбрал в качестве своего преемника прозападного либерала Дмитрия Медведева в 2008, внутренняя трансформация России ускорила темп. Хотя вторжение в Грузию в 2008 г. изолировало Россию на некоторое время, в конечном итоге ее интеграции в мировой порядок был придан существенный импульс.
В первые годы моей работы в правительстве я стал свидетелем взаимовыгодного сотрудничества президента Медведева с президентом Обамой: новый договор по СНВ, новые санкции против Ирана, новые маршруты поставок через Россию для наших солдат в Афганистане и членство России в ВТО. Эти результаты «перезагрузки» продвинули несколько американских жизненно важных национальных интересов. Казалось, что американская политика после окончания холодной войны по вовлечению и интеграции, одинаково практикуемая демократическими и республиканскими администрациями, снова работает.
Когда в 2012 г. Владимир Путин стал президентом, этот импульс вновь замедлился, а затем остановился. Он вернулся, когда десятки тысяч россиян протестовали против сфальсифицированных выборов и в более широком смысле – против неподотчетного правительства. Если большинство россиян хвалили Путина за его действия в течение первых двух сроков, с 2000 по 2008 гг., за восстановление государства и рост экономики, то некоторые (не все) хотели большего от его третьего срока, и у него не было для них четкого ответа.
Г-н Путин был особенно зол на молодых, образованных и состоятельных участников протестов в Москве, которые не ценили (с его точки зрения), что он сделал их богатыми. Так он повернулся назад, установив ограничение на независимое поведение, так напомнившее о советских днях. Он напал на независимые СМИ, арестовал демонстрантов и потребовал, чтобы богатые разошлись по домам. В дополнение к самодержавию Владимир Путин нуждался во враге – Соединенных Штатах, чтобы укрепить свою легитимность. Его пропагандисты занялись созданием клипов об аморальных методах американского империализма и предполагаемых планах по свержению правительства Путина. Как посол в Москве, я часто показывался в этих художественных произведениях в главной роли.
Пронзительный антиамериканизм российских лидеров, подхваченный контролируемым государством телевидением, достиг фантастической подачи с аннексией г-ном Путиным Крыма. Он ясно дал понять, что вступает в конфронтацию с Западом, больше не чувствует себя ограниченным нормами международного права и не боится с помощью силы пересмотреть международный порядок.
Г-н Путин сделал стратегический поворот. Руководствуясь нашими прошлыми уроками, вынесенными из конфликта с Москвой, Соединенные Штаты должны также строить свою политику через сдерживание и обязательства.
Параллели с идеологически укоренившимися конфликтами прошлого века поражают. Ревизионистский самодержавный лидер возбудил эту новую конфронтацию. Не мы это начали, также как и не Россия, лишь только сам г-н Путин сделал это. Не случайно перед вторжением в Крым, он ослаблял в течение последних двух лет демократические институты в России, а затем и вовсе перешел к закрытию независимых СМИ во время захвата украинских земель.
Кроме того, как и в прошлом веке, борьба между автократией и демократией вернулась в Европу. Демократические институты полностью не прижились в России, и эта борьба не прекращалась. Но теперь демократические общества должны признать правление Путина автократичным и повести интеллектуальную и правовую борьбу против него с той же энергией, с какой мы выступали в Европе против антидемократических правительств в прежнее время.
И как и раньше, у Кремля есть способы по подрыву демократических правительств и стран с помощью старых инструментов – вооруженных сил, денег, СМИ, тайной полиции и энергоносителей.
Эти общие черты рекомендуют определенные стратегические шаги. Самое важное, Украина должна добиться успеха в качестве демократического, с рыночной экономикой государства. Первыми в списке ее реформ должны находиться энергоэффективность и диверсификации, а также военная и антикоррупционная реформы. Другие важные государства региона, такие, как Молдова и Грузия, также нуждаются в срочной поддержке.
Кроме того, как и в 20-м веке, государства, стоящие на нашей стороне, должны быть уверены в гарантиях безопасности. НАТО уже продвинулось в этом вопросе, но эти усилия должны быть поддержаны размещением большего количества военной техники в пограничных государствах, большими усилиями по обучению и интеграции сил, и уменьшением зависимости стран-членов НАТО от российских энергоресурсов.
Как и прежде, кремлевский режим должен быть изолирован: стратегия изменения его поведения через интеграцию и риторику закончена. Не должно быть больше членства в «Большой восьмерке», присоединения к Организации экономического сотрудничества и переговоров по ПРО. Вместо этого должны применяться санкции, в том числе против организаций и людей-пропагандистов, государственных предприятий, связанных с Кремлем банкиров, всех тех, кто выступает инструментом принудительной власти г-на Путина. С другой стороны, физические лица и компании, не связанные с правительством, должны быть поддержаны, особенно те, кто старается вывести активы или эмигрировать из России.
Наконец, как и во время Второй мировой войны и холодной войны, Соединенные Штаты и наши союзники могут сотрудничать с г-ном Путиным тогда, когда наши жизненные интересы пересекаются. Но это обязательство должно быть понято как строго транзакционное, а не как средство задержать Россию в поле принятых международных норм и ценностей. Это — то, как он будет видеть это обязательство. Также следует поступить и нам.
В то же время много важных различий отличают эту новую конфронтацию в Европе от холодной войны или эры между войнами. Большинство помогает нам. Некоторые не предпринимают ничего. С одной стороны, в отличие от коммунизма или даже фашизма, Путинизм малопривлекателен вне пределов России. Даже в России храбрые лидеры гражданского общества все еще бросают вызов автократии, войне и националистическому пылу, они сумели мобилизовать десятки тысяч против вмешательства г-на Путина, в то время как большая, но тихая часть общества будет просто оплакивать наступление этой новой эры.
На моей последней работе я встречал этих тихих скептиков – в правительстве, деловых кругах и обществе. Граждане сплачиваются вокруг флагов страны во время кризисов, а пропаганда работает. Но национализм Путина подпитывается в основном доходами от нефти и несоветским антиамериканизмом. Продолжать пугать россиян американским окружением и внутреннем вмешательством будет сложно, они слишком умны для этого.
Во-вторых, у России г-на Путина нет настоящих союзников. Мы должны сохранить это положение вещей. Дистанцировать китайцев от московского ревизионизма особенно важно, это поможет сохранить независимые государства в Средней Азии и на Кавказе.
Другое отличие состоит в том, что военная мощь России является лишь тенью советской мощи. Новый глобальный конфликт маловероятен. Но российские военные все еще могут угрожать пограничным государствам, поэтому европейцы должны укреплять свою оборону, а западные правительства и компании должны прекратить оказание помощи по военной модернизации России.
Еще одно отличие – во время последнего противостояния не существовало интернета. Попытки Кремля отрезать своих граждан от независимой информации имеют место, но революция в средствах связи гарантирует, что современные россияне не будут отрезаны, как их бабушки и дедушки.
Большее воздействие мира предоставляет россиянам информацию для сравнительного анализа для размышлений о своем внутреннем положении. Это мощный инструмент, который нужно лелеять через систему образовательных обменов, систему равных диалогов и возможностями соединения российского частного сектора и его международных партнеров.
Но есть два существенных различия, которые ослабляют нашу позицию. Во-первых, у США нет того морального авторитета, который был в мире в прошлом веке. Как послу, мне было трудно защищать наши обязательства перед суверенитетом и международным правом, отвечая на вопрос русских: «Как насчет Ирака?». Некоторая существующая практика американской демократии также не вдохновляет наблюдателей за границей. Чтобы победить в этом новом конфликте, мы должны восстановить представление о США в качестве модели.
Во-вторых, мы переживаем разобщение в международных делах. После двух войн это было неизбежно. Поскольку мы отступаем, Россия надвигается. Лидеры в Конгрессе и Белом Доме должны сотрудничать, чтобы сигнализировать о нашей готовности вести свободный мир в этой борьбе.
Соединенные Штаты вместе с россиянами, желающими жить в процветающей и демократической России, победят в этом новом европейском конфликте. За последнее столетие демократии консолидировались заметными темпами, а автократии продолжали падать. Особенно в образованных, богатых, городских обществах, таких, как в России, демократия, в конечном счете, утверждается. Демократическая Россия не всегда будет определять интересы так, как сейчас, но станет более стабильным партнером наряду с другими демократическими государствами.
Мы не можем сказать, как долго в России будут терпеть нынешнее самодержавное правительство. Но трезвая, реалистичная стратегия противостояния этой новой угрозе поможет сократить трагическую эру, в которую мы только что вошли.
источник