Фото — Виталий Невар
Корреспондент «Нового Калининграда.Ru» пообщался с вернувшимся с Украины калининградцем, который воевал в Луганске и Донецке. Сапер с позывным «Заяц» рассказал о том, что происходит на линии фронта, почему ополченцы не носят георгиевские ленты, чем живет мирное население и какие они — боевые будни.
«Там жесточайшее насилие в отношении мирного населения»
— Расскажи, как ты попал на Украину? Почему поехал туда?
— У меня там родня в Луганске по маминой линии. Они, когда началась война, пропали.Что, как, куда — неизвестно было. Вот и поехал искать родню. Ребята знакомые уже воевали. У них поначалу и остановился. Оказалось, что служат они в разведвзводе. Пока первый месяц искал родственников, с ними общался. Толку с меня там, конечно, не было никакого. Из меня стрелок никакой, солдат никакой. Но посмотрел на все ужасы, что переживает мирное население. Через месяц с родней встретился, пообщались. И понял, что там есть за что воевать. И начал этому ремеслу просто учиться.
— А родственники уехали?
— Там остались. Они в очень тяжелом психологическом состоянии, конечно. Они не хотят покидать свой дом, это их дом, их земля. Но они очень сильно переживают из-запроисходящего.
— Сколько времени ты провел на Украине?
— Официально я в ополчении с пятого ноября.
— А неофициально?
— Это не имеет значения.
— В каком подразделении воевал?
— В подразделении «Викинг», о нем много роликов в сети. Служил в РДГ —разведывательно-диверсионной группе. Сначала был в Луганске. Потом нас перебросили в Донецк под Марьинку. Это самая западная точка всей линии обороны. Там была наша передовая. Считалось, что это Трудовской район Донецка, «Трудяги» говорят еще. Место очень интересное, на самом деле. Там и в мирное-то время люди с центра Донецка не хотели туда ездить.
— Почему?
— Это был бандитский райончик. Мы в течение 1,5 месяцев даже «Водоканал» не могли вызвать для того, чтобы нам воду подключили, но, думаю, не из-за его прошлой славы. Туда отказывались ехать. Это же «передуха» (передовая — прим. «Нового Калининграда.Ru»), там бомбят вообще трандец, и мы 1,5 месяца мы пили воду, которую нам на пожарных машинах привозили. Там в озерках ближайших набирали, привозили, заливали в цистерну — и мы это пили. Помню, привкус у неё странный был.
— Как тебя готовили к бою?
— Сначала люди, с которыми я воевал, делали из меня стрелка, который может идти в бой. Потом, когда в Донецк нас перебросили, я обучился на сапера. Стал сапером нашего разведвзвода.
— Сколько длилось обучение?
— Ну как обучение… учишься ты в процессе работы. То есть меня направили в саперный взвод, который уже работал. Где-то месяц там был. Пока командир взвода Гиря не погиб. 27 лет парню было. Погиб странно как-то, всего не расскажешь. Очень опытный и талантливый сапер был. Потом, когда это произошло, притормозили работу саперного взвода, поставили другого в командиры, и я вернулся обратно к «Викингам». Начал работать как сапер разведдиверсионной группы. Моя задача была — проход, отход группы обеспечивать и подрыв на местах. Вот мы выходили к «укропам» (украинские патриоты — прим. «Нового Калининграда.Ru»). Я любые мины, растяжки собирал. В случае засады группа обеспечивает мой отход. А там по ситуации решаем. Либо мы выходим к точке, отрабатываем, группа отходит, я за нами все минирую. Чтобы, если за нами пойдет хвост, обязательно он там и остался. Либо мы выходим на точку, и я взрываю что-нибудь. И вот весь хер до копейки — вот и вся работа.
— Где вы проводили операции?
— Сначала в ЛНР работали. Когда я приехал, там, на самом деле, работы было ни шатко ни валко. Но это очень хорошо было. Потому что приехал к войне неприспособленный вообще никак. А потом нас когда в ДНР перебросили, мы начали очень серьезно работать. У нас почти каждый день боевые. Без выходных. Редко когда день-два у нас тупо был на передышку. Там работы очень много, по большому счету. Получалось как: только мы переставали работать, там начинали работать их ДРГ-шники(диверсионно-разведывательная группа). Они долбили нас, мы долбили их. Так вся жизнь и была.
— С объявлением перемирия изменилось что-то?
— Перемирие? Ну да, мы по телевизору о нем как-то слышали. Единственное, что на нашем участке фронта поменялось — «укропы» стали меньше жилые районы бомбить. Ребята у нас воевали с Горловки, звонили домой, говорят, что там бомбежка даже не уменьшилась. Ну и то, что мы больше не могли применять артиллерию и технику. А они могли. Да никто его <перемирие> соблюдать в полном объеме не будет. *****-копать, ребята, да перемирия не будет никогда! Вот ты долбишь, долбишь, тебе говорят — вам перемирие. Ни с одной, ни с другой стороны люди на то не настроены… Нас, добровольцев, было около 10% от общей массы. 90% — местное население. И они настроены очень категорично: у них одна задача. Они говорили, что хотят просто победить. Они к нынешнему правительству Украины относятся очень плохо. Многие при этом на чистой мове разговаривали. Но именно к правительству отношение — воевать с ними только до победы, без вариантов.
— Настолько непримиримая позиция у местного населения?
— Надо понять, с чего все началось. У нас в подразделении, например, даже женщины были. И они пошли воевать. Они сказали, что их поставили перед условием: либо мы забываем свое прошлое, отказываемся от русского языка, сносим памятники свои и так далее, либо мы воюем с ними. Еще когда майданы прыгали, они выходили, становились перед памятниками и отстаивали свою землю. Там люди — работяги. Они жесткие и бескомпромиссные. Им плевать на мнение каких-то «майдаунов». Когда к ним в город «майдауны» приехали, они вышли и сказали: «Ребята, а вы не офигели ли?». И им не объяснишь, что это новая политика партии. Там люди другой формации. Еще советской заточки, скажем так. И они воюют за то, что считают правильным. За свою землю, свое мировосприятие. И они не собираются отступать. Они готовы воевать до конца. И когда перемирие объявили. Я, может, еще чего-то не понимал. Спрашивал ребят, как они к этому относятся. Они говорят — плохо. Воевать нужно до конца, до победы. Они говорят: «Мы их раздавим». Им отвечают: «Но их же больше». Они отвечают: «Да плевать. Это наша земля». Они планируют освобождать землю Донецкой и Луганской области до границы и только потом вернуться домой.
— Ты говоришь, что были добровольцы и местные, а наемники были?
— Я не знаю. Да и кого наёмником назовешь? Довольствие всем обещали, честно говоря, нам тоже довольствие обещали, но так и не заплатили.
— Какую сумму?
— Да довольствие для солдата, чтобы он штаны купил, — 8000 гривен в месяц (около 16 тысяч рублей). Это на «передке» (передовая — прим. «Нового Калининграда.Ru»). Но это не заработок, это на носки, трусы, конфетки. А наемников, кто на войне деньги делает, честно говоря, не встречал.
— А на той стороне?
— Ой, ну были донесения, конечно, что там наемники. Против нас, допустим, в Марьинке (город в Марьинском районе. Во время военных действий оказался на линии фронта — прим. «Нового Калининграда.Ru»), как передавали, стояло около 600 наемников. Под Дебальцево взяли около 1,5 тысяч наемников из военных кампаний. Сборная солянка со всего мира. Это ребята рассказывали, которые из-под Дебали (Дебальцево — прим. «Нового Калининграда.Ru») к нам под Марьинку приезжали. Вот они говорили, что очень много наемников брали. Это не афишируют. Не знаю, почему, на самом деле. Но по какой-топричине это не нужно. Но это очень опытные солдаты, профи. Они реально умеют воевать, с ними очень тяжело. Мне, как мирному человеку, против таких очень тяжело было. И у них снабжение значительно лучше. Например, если у нас патроны в основном обычные, они используют исключительно бронебойные и бронебойно-зажигательные. То есть, чтобы их валить, нам нужен лучший навык, наглость и везение, безумное везение.
— Наглость какого рода?
— Резко, быстро работать, давить, тупо давить. То есть, допустим, мы работаем против группы большой сразу. Вот даже украинские СМИ сообщали, что сепаратисты под Старомихайловкой колонну с применением тяжелой техники и артиллерии разбомбили. А на самом деле нас там 8 человек было. Точнее, нас 9 было, но один не в счет, у него автомат в самом начале заклинило. И вот у нас было 2 пулемета и 6 автоматов, и мы их раздолбили где-то минут за 6, что ли. Внагляка. Три часа боекомплект в горящих машинах рвался. На следующий день мы отсыпались, нас ребята позвали — про это сюжет показывали. И «укропы» кричали, что мы применили тяжелую артиллерию, танки вывели. Мы смеялись, как умалишенные.
— А вообще новости смотрели? Было у вас информационное сообщение?
— У нас в располаге (расположении — прим. «Нового Калининграда.Ru») был телевизор, я его смотрел раз 5. Новости, честно говоря, смотрели как юмореску. Ржали — трандец. Притом то, что рассказывают в СМИ, честно говоря, даже не описывает всего того, что было. Допустим, Трудовской район в новостях вообще не вспоминали. Вот, например, когда бомбанули из тяжелой артиллерии в Донецке по «Яме» — конечная станция автобусов, — кипиш был большой по этому поводу. Чуть позже лупили в «Трудягах» (разговорное название Трудовского района — прим. «Нового Калининграда.Ru») откровенно по остановкам. Причем с утра обрабатывали, когда люди собирались на работу. И хер бы кто что сказал. По одной банальной причине — потому что на «передуху» ехать выяснять обстановку никто не хотел.
Все эти новости, то, что показывают, — то, что ближе к центру. На «передуху» журналисты не едут почти. Потому что там откровенно бомбят, фигачат. И только появляются журналисты или кто-то еще, корректировщики дают координаты, и начинается обстрел. И по большому счету, даже десятой части того, что там творится, не описывают в СМИ. Туда не хотят ехать, потому что там стреляют. Да вы и сами репортажи посмотрите и всё поймёте, где и при каких условиях их снимают. За редким исключением, конечно. Есть и отважные журналисты. А вообще, не надо СМИ верить. Там вранья значительно больше, чем кажется. Ситуация другая. У нее другая окраска. Там жесточайшее насилие в отношении мирного населения. Тех, кто прилегает к передовой, долбят каждый день. Многие населенные пункты превратились в точку на карте. Там не существует домов уже. Просто руины, и ни одного человека не живет. По факту все просто перестало существовать.
На самом деле, когда глядишь новости — в них детская наивность. Вот диктор говорит трагичным голосом: «Украинские войска не соблюдают перемирие...». А ты слышишь только, как снаряды летят, и думаешь: «Ну трандец, ребята, они не то что не соблюдают, а моментом пользуются в полный рост». Это мы по ТВ слушали в день перемирия, до того, как подстанцию разбили. Как раз 15-го ее в день перемирия разбомбили. Но вообще, электрики — ребята отважные, район бомбят, а они едут линии электроснабжения восстанавливать. Потому что знали, что на улице холода, а электрообогреватели для многих людей — единственный способ согреться, вымрут же, как динозавры. Железные люди. Да и вообще, много людей с горслужб молодцы. Поддерживают жизнь в жилых районах.
— Хочешь сказать, что перемирие и не соблюдали?
— В день перемирия лупили так, что, честно говоря, за все время не было такого. Там жестоко было, крошили тупо. И самое страшное — вот мы сидим на позициях, а за нами жилой район в полукилометре. Они видят нашу позицию, знают ее абсолютно точно. Как и мы знали их позиции. Потому что всегда есть предатели, корректировщики и так далее. Да и видно, откуда стреляют: когда залп артиллерии идет, идет вспышка. Мы это видим, даем отмашку, что там, с такой стороны стоит — и херачим в ответку. Но когда идет зарево, вжимаешься очень сильно и думаешь: «***, сейчас прилетит». И только слышишь, что над тобой они проходят и по жилым кварталам пошло. Хотя наши позиции были впереди, мы ближе.
— То есть специально бомбили жилые районы?
— Абсолютно верно. Когда ребятам знакомым рассказывал, они говорят: «Тебе там мозги промыли». Но я это видел своими глазами. Это ужасно. Они тупо уничтожают мирное население. И в такие моменты ты жалеешь, что это было не по тебе. Мы бы в окопах ужались бы как-нибудь. Может быть, кто-то и погиб бы, но мы люди с оружием в руках. А там откровенно по жилым кварталам вот так. Ребята с Дебальцевского котла рассказывали, как на их глазах пятиэтажки обстреливали, и они падали, как в фильмах ужасов. Для чего? Зачем? Непонятно. Лично у меня есть такие мысли, что там, на той стороне, есть те, для кого эта война нужна. Просто по факту, чтобы была война.
«Они даже вид не делали, что соблюдают перемирие»
— Откуда оружие поступало?
— На самом деле это не пропаганда, это то, что есть. 80% нашего оружия мы взяли в бою.
— А оставшиеся 20%?
— 20% нам выдал батальон. Когда он формировался только, оружия не хватало. Что называется, автомат на двоих. На троих даже. Сказали — ребята, ждите. А чего ждать? Пока поставят? Бои же идут постоянно. И в бою брали. Даже технику у них воровали. Тупо с «передухи». Когда угоняли нашу будущую оперативную машину, один из бойцов получил ранение.
— Раненых много, потери больше?
— У нас очень хорошие показатели были по потерям. Тупо на роту у нас три двухсотых (груз 200 — погибшие — прим. «Нового Калининграда.Ru»), два тяжелораненых. А легких у нас никто не считает. Йодиком помазали — и нормально, сам выздоровеет. Даже легкораненый все равно боевая единица, все равно работает и не просит к себе особого отношения. Да и тяжелые старались поскорее с койки госпиталя встать и обратно в подразделение. По потерям смежных рот мы старались не интересоваться.
— Наше оружие вам давали? Российское?
— Ну вот положат тебе два автомата рядом. Как ты определишь, российский один из них или нет? Или оба откуда? Я так скажу: перед нами никто никогда не положил оружие и не сказал: «Это российское оружие». По большому счету, даже 20% — это капля в море. Российское, нероссийское. Про это только говорят много. Вот говорят, что там есть российские войска. Но я лично их там не видел. Вот наш батальон там была солянка. Добровольцы из России и местные. Если теоретически и были где-то российские войска, мы их никогда не видели. Хотя у нас была очень тяжелая ситуация.
— Периодически в СМИ появляются заявления украинских военных, в которых те заявляют, что взяли в плен российских военных…
Чем они могут это доказать? Документы? Показания? Вот я возьму вашего фотографа на полчаса, ну ладно, на час. И он скажет, что он убил Кеннеди, и что он российский военный, и вообще — он сотрудник ФСБ и никуда не денется. «Тапик» (полевой телефонный аппарат — прим.«Нового Калининграда.Ru») к яйцам подцеплю, ручку вызова покручу немножко, и скажет все, что угодно, оговорит себя и всю родню.
А документы… Вот если даже там теоретически есть российские военные, что они — свои документы возьмут? А то, что они <украинские власти> предоставляют — это же полный дебилизм. Вот их новости. Там взяли якобы сотрудника ФСБ. У него были документы ФСБ, удостоверение ФСБ и флажок ФСБ. Чтобы махать над головой, наверно. Ну это же бред сумасшедшего. Полнейший. Никто не может этого доказать, но все категорически в этом уверены… Я не видел. Честно. Там, где я был, были только мы.
— Ты упоминал, что там были еще ребята из Калининграда?
— Да, вместе воевали с пацанами. Пулеметчик наш из Калининграда, он на неделю раньше меня вернулся. Он тоже поехал добровольцем. Отлично воевал. Честно воевал. Хорошо, что он воевал. Без него тяжелее было бы. А вот я когда вернулся, общался с пацанами местными, сказали, что только с Озерска, которого на карте мизинцем закрыть, только оттуда 25 человек набрали воевать добровольцами в Украинскую армию. За деньги. За сколько — не знаю. И сейчас в области работают и провокаторы, и всяческие пропагандисты. Да мы за то не сильно переживаем. В общем, здесь <в Калининградской области> на батальон наберется людей, которые уже прошли через эту войну на стороне Новороссии, а то и на полк. Будут тут бунтовать — обстрелянных бойцов, чтобы дать жесткий отпор, хватит.
— Ты сказал «честно воевал» — это как?
— Дело в чем… Хороший солдат чем отличается? Он никогда не ноет и стоически воспринимает все происходящее, четко исполняет задачи. К врагу относится без ненависти. Это просто враг, и систематически его надо уничтожать. Охотник же не ненавидит ту дичь, что стреляет.
— А нечестные методы ведения войны есть?
— Нет, допустим, украинская компания связи есть, по ней очень хорошо корректируют артиллерию. Поэтому нам в приказном порядке сказали отказаться от нее. Но они молодцы, что это использовали. Это правильно — с их стороны, с точки зрения боя. Так же, как и запрещенные виды оружия.
— То есть ты считаешь, что запрещенные виды оружия — это приемлемо?
— Когда начинается нытье на камеру солдат «вооооот, против нас используют запрещенные виды оружия» — *****, да, по большому счету, всем плевать на это. Мы это воспринимали так: против нас используют эффективное оружие. Жаль, что у нас такого нет… Противопехотные мины? Значит, надо резко принимать меры. Кассетные заряды? Ну молодцы. Фосфорные бомбы… справимся. Кстати, это очень красиво. С одной из наших позиций был виден Донецкий аэропорт. Я до сих пор помню, как по нему фосфором ложили. Красиво до безумия. И мы никак к этому не относимся. Это в СМИ кричат, что применяют запрещенное оружие. Только когда было перемирие так называемое, единственное, о чем мы начали сожалеть, — о том, что они по нам долбят из миномета, а мы им в ответку ничего дать не можем.
— Почему?
— Потому что договоренностей придерживались. Это и было самым обидным. Да там минометы больше часа работали. А они никогда не клали час до перемирия с одной точки: фиксируется точка, с которой был удар, и по ней идет ответка. Поэтому обычно секунд 30 дают залпы с позиции и сваливают, потому что потом то место кроет. А когда началось перемирие, они могли этого уже не делать. Они могли час стоять с точки и тупо долбить. Они даже вид не делали, что соблюдают перемирие.
— А как же инспекторы из Европы? Были у вас?
— ОБСЕ-шников не видел ни разу, и даже не слышал о них. Ощущение, будто их там и не было. Нет, теоретически они были. Где-то там. Где-то. Наверно. Нам даже командиры сказали, что если они приедут, то сообщите хотя бы, что они были. Но у нас их не было.
источник